Марк Берман: « Я хочу показать значимость явления священных рощ, рассказать, что есть такая уникальная культура, которой особо свойственна любовь к лесу, природе, всему живому» Марк Берман: « Я хочу показать значимость явления священных рощ, рассказать, что есть такая уникальная культура, которой особо свойственна любовь к лесу, природе, всему живому» Фото: Андрей Титов

«Мою бабушку все называют Аня, но так-то она Нурания!»

— Марк, ты молодой автор, финно-угорской темой занимаешься не так давно. Каково «малютке-художнику», как ты себя однажды назвал, выставляться наравне с легендарным марийским живописцем Измаилом Ефимовым, чьи работы ты сам изучал в художественной школе?

— Если честно, я до последних дней не верил. Это что-то невероятное! Но это поэтапное развитие, так происходит всякий раз. Сначала мы с друзьями делали микровыставку в Йошкар-Оле, я тоже не верил в реальность происходящего. Потом принимал участие в проекте местного музея — снова странные ощущения. Но когда видишь все это вживую, то постепенно осознаешь — да, я действительно вышел на новый этап.

— С кем-то из художников выставки в «БИЗONе», кроме Ефимова, ты был знаком до этого?

— С Ефимовым я познакомился давно, еще на первом курсе художественного училища. Произведения Максима Агафонова, который также принял участие в выставке «Безмолвие священной рощи», я видел ранее в Йошкар-Оле, когда прошлой зимой галерея «БИЗON» привозила к нам выставку «Ремонт русской идеи». С другими участниками проекта до этого не был знаком, но рад, что наша встреча состоялась в выставочных залах.

Работы художника Измаила Ефимова на выставке финно-угорского искусства «Безмолвие священной рощи» Работы художника Измаила Ефимова на выставке финно-угорского искусства «Безмолвие священной рощи» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Можешь рассказать о веточках из священных рощ, которые ты использовал в своих работах? Насколько я знаю, эти рощи недействующие, там уже не проводят обряды…

— Это неотъемлемая часть нашей культуры — опора на лес, на священные деревья. Хотелось поместить их частичку на холст, чтобы придать бо́льшее значение. Это фактически ветки, которые выбиваются из краски, из полотна и обращают на себя внимание. Роща, в которой они найдены, раньше была действующей. В те годы Йошкар-Ола представляла собой маленький город, но постепенно столица нашей республики разрасталась, и ритуалы там проводить перестали.

— Это дискуссионный вопрос — можно ли из леса, пусть даже недействующей священной рощи, что-либо выносить во внешний мир? Не рушится ли эта сакральность?

— Я хочу показать значимость явления священных рощ, рассказать, что есть такая уникальная культура, которой особо свойственна любовь к лесу, природе, всему живому. По сути, ведь нет ничего плохого в том, чтобы веточки не просто лежали в земле, а приняли участие в нечто бо́льшем — они словно символы хрупкости той национальной идентичности, которую многие из нас сейчас теряют.

— На открытии выставки один из наших легендарных татарских художников Ильгизар Хасанов повязывал полотенце на объект «Небесный столп». Это древний финно-угорский ритуал. В то же время Измаил Ефимов делает полотно с образом Шурале. Таким образом происходит удивительное взаимопроникновение культур — тюркской и финно-угорской. Недавно ты переехал в Казань. Не появилось ли еще желание поработать с татарской тематикой?

— Желание даже до этого было, просто намеревался начать со своей культуры, чтобы утвердиться и пойти дальше. У меня в целом есть потребность изучить мифологию народов всего Поволжья. Кстати, после приезда в Казань меня удивило другое внутреннее желание погрузиться в брутализм и писать пространства, связанные с бетоном, промзонами. Для меня даже спустя несколько месяцев жизни здесь до сих пор непривычно слышать вокруг себя шум и гул автомобилей. В Йошкар-Оле если ты услышал подобные громкие звуки, то, вероятнее всего, произошло масштабное ДТП. И весь этот казанский шум, жилые комплексы, где каждая панелька выше самого высокого здания в Йошкар-Оле… Хочется выплеснуть эти ощущения на холст.

С образом Шурале тоже интересно было бы поработать. Кстати, недавно я подарил бабушке книгу по татарской мифологии. У меня одна бабушка — марийка, другая — татарка, и вторая часто говорит на татарском языке. Ее все называют Аня, но так-то она Нурания. Я до 10 лет даже не знал ее настоящего имени.

«Культурная жизнь в Йошкар-Оле есть, но все это без особой государственной поддержки, на инициативе неравнодушных людей» «Культурная жизнь в Йошкар-Оле есть, но все это без особой государственной поддержки, на инициативе неравнодушных людей» Фото: Андрей Титов

«Многие применяют к Йошкар-Оле слово «тупик»…»

— Чем отличается культурный ландшафт Йошкар-Олы и Казани?

— В первую очередь масштабом происходящего. Здесь ты видишь ленту новостей и буквально каждый день находишь, куда сходить. В Йошкар-Оле надо знать определенные места, там все культурные события зиждутся на энтузиазме. Первая выставка, в которой я принимал участие, была организована ребятами-девятиклассниками. Они просто решили вдруг сделать выставку и пришли к владельцу заброшенного здания в центре города (сейчас там находится крупная IT-контора). Он без проблем разрешил повесить картины, даже денег не взял. Пока это здание не отремонтировали, там так и проводились частные представления, моноспектакли. Люди просто могли прийти, договориться, их туда пускали. Мы и кинопоказы там устраивали. Приходили человек 5–10, но все равно было очень здорово, камерная обстановка.

У меня есть друг, у которого девушка работает дизайнером в музее имени Евсеева (Национальный музей Республики Марий Эл им. Евсееваприм. ред.), и она своими силами организует каждые три месяца художественный маркет, куда можно прийти со своими произведениями.

Так что культурная жизнь в Йошкар-Оле есть, но все это без особой государственной поддержки, на инициативе неравнодушных людей.

Писатель Денис Осокин Писатель Денис Осокин Фото: «БИЗНЕС Online»

— Писатель Денис Осокин создал для выставки «Безмолвие священной рощи» художественный текст, а в своем интервью выразил мнение, что марийцы и удмурты, в отличие от башкир и татар, не стремятся так сильно подсветить свою национальную идентичность. Ты чувствуешь, что марийская культура находится несколько в себе, является добровольно отстранененной и самоизолированной?

— Это может быть связано с географическим положением. Вы наверняка знаете, что многие применяют к Йошкар-Оле слово «тупик». Железнодорожная ветка у нас упирается в тупик, в глухой марийский лес. Федеральные трассы обходят наш город стороной… Возможно, и мышление в этих обстоятельствах формируется иное — ощущаешь себя в эдаком уютном, замкнутом мире.

— Это плюс или минус?

— Мне кажется, для многих людей это плюс. Мы ездили на фестиваль в глухую марийскую деревню, и людям нравилось то, что они живут в этом тихом уголке. Они даже говорили: «Мы были рады вам, но и без вас жили — не тужили». При этом с каждым поколением все меньшая часть населения изучает язык и традиции своего народа. И нельзя все валить на отсутствие фондов поддержки, финансирования. Если бы люди хотели заняться сохранением культуры, основали бы грант. Но, по всей видимости, мы по каким-то необъяснимым причинам стыдимся своей инаковости. Когда по книге Осокина сняли фильм «Небесные жены луговых мари», все ярые приверженцы марийской коренной культуры этот фильм возненавидели. И не потому, что их там показывают в дурном свете, а просто потому, что о них в принципе кино сняли.

На самом деле, я и в себе иногда чувствую подобное стеснение. Но мне все равно хочется, чтобы люди видели нашу богатую культуру.

— К тебе уже во взрослом возрасте пришла потребность обратиться к национальным корням в творчестве?

— Это не моментальное осознание. Все началось, наверное, с первого курса художественного училища. Раньше я, например, знал, что у меня бабушка на марийском языке разговаривает преимущественно больше, чем на русском. А в конце первого курса мы попали с одногруппниками на фестиваль в марийской деревне Сардаял, она находится на границе с Татарстаном. Если посмотреть на карту, там есть такой заворот внутрь, а с остальных сторон — уже Татарстан. Казалось бы, деревня уже должна многое перенять из татарской культуры, но там больше половины жителей были язычниками и вся деревня усыпана маленькими священными рощами.

Удивительно: ни я, ни мои друзья до той поездки не знали толком марийских обычаев. Все это мы почерпнули именно в той деревушке, когда на три дня приехали с палатками на фестиваль.

С тех пор все как-то хотел к этой теме подступиться, но она была так широка, что я не знал, какой визуальный стиль использовать. У меня в то время была академическая база в училище, и я понимал, что она мне не так уж близка. Да, это основа, которую нужно знать, но я понял, что не хочу всю жизнь заниматься академизмом. Только в прошлом году нащупал тот стиль, в котором мне комфортно стало говорить на тему национальной идентичности.

«Только в прошлом году нащупал тот стиль, в котором мне комфортно стало говорить на тему национальной идентичности» «Только в прошлом году нащупал тот стиль, в котором мне комфортно стало говорить на тему национальной идентичности» Фото: Андрей Титов

«В марийских лесах очень много линчевской, мистической атмосферы»

— Чем вдохновляешься при создании работ?

— В первую очередь природой. У нас в Йошкар-Оле буквально в пяти минутах [ходьбы] от центра есть маленький лес, мне всегда нравилось там бродить. Второе, что меня вдохновляет, — конечно, работы режиссера Дэвида Линча. У него есть схожее восхищение лесом, деревьями, особенно в сериале «Твин Пикс». В марийских лесах очень много линчевской, мистической атмосферы. Уверен, если бы он побывал здесь, восхитился ,s нашими местами и схожей аурой. Нет, правда! Дэвид Линч мог бы снять «Твин Пикс» в марийских лесах.

— Ты уже знаешь, как будешь дальше развивать финно-угорскую тему в своем творчестве?

— Пока я прошел по верхушкам, по самым распространенным мифам. Сейчас начинаю изучать редкую литературу, где собраны менее известные предания. Это как айсберг, который уходит все глубже и глубже. Мне интересно не просто взять конкретный миф и запечатлеть, а своеобразно вплести его в нашу современность.

Недавно дописал картину, которая тоже вдохновлена марийской мифологией. Начал с того, что нашел миф об аналоге Лешего в марийской культуре. Он живет в глубоких дебрях лесов и на перекрестках тропинок поджидает людей, начинает что-то нашептывать — они буквально сходят с ума и теряются в лесу. Я подумал, что этот перекресток больше похож даже не на дремучий лес, а на современный город с перекрестками, огромными панельками, где постоянно звучит шум транспорта, человеческих голосов. Поэтому на картине нет леса, там просто перекресток и дома.

— Работа «Огонь среди цветущих деревьев», представленная на выставке, обращена к историческим событиям эпохи взятия Казани Иваном Грозным. Почему тебя заинтересовал этот фрагмент?

— История о взятии Казани очень распространена, но, как выяснилось, не менее кровопролитные баталии проходили на территории современной Республики Марий Эл. При этом у нас даже в музее истории города особо не рассказывают об этом периоде — скупо говорят об основании Царевококшайска, который впоследствии стал Йошкар-Олой. Детали упоминаются лишь вскользь в отдельных источниках. Хорошо, что сейчас оцифровывают книги, из которых я узнал о том, что тогда восстания марийцев были подавлены, а многие деревни сожжены. Самих же марийцев выселили из их деревень — в том числе из той, которая в последствии разрастется и станет городом Йошкар-Ола. Так они оказались еще глубже в лесах, в своего рода резервациях. На полотне, намеренно загруженном деталями, я изобразил не только пламя и хаос, но и символ опоры в виде символа сурторол (сторожей дома) — именно они не позволяют полностью пропасть самобытной культуре.

— Почему для национальной темы ты используешь визуальный стиль массовой культуры? Как находишь баланс между традиционными мотивами и современным художественным языком?

— Мне кажется, сам процесс обучения именно так выстраивался. Мама преподавала рисование в школе и в детстве всегда давала мне самые яркие краски. Она сознательно не хотела меня ограничивать. Наш преподаватель в художественной школе тоже не ставил жестких рамок академии и даже иногда поощрял и не вмешивался, если ты применял более яркую краску или тени, стилизовал. А еще он приводил к нам на занятия своих друзей — вот так я еще, будучи пятиклассником, впервые и познакомился с Измаилом Ефимовым. Помню, как опытные художники важно расхаживали, смотрели наши картины и оценивали: «О, вот здесь цвет классный, мне нравится такое яркое пятно».

«Мне интересно не просто взять конкретный миф и запечатлеть, а своеобразно вплести его в нашу современность» «Мне интересно не просто взять конкретный миф и запечатлеть, а своеобразно вплести его в нашу современность» Фото: Андрей Титов

— Это правда, что уже после открытия выставки «Безмолвие священной рощи» ты выяснил, что у твоей бабушки в гостиной висит ранее произведение Измаила Ефимова — еще той поры, когда он творил в рамках соцреализма?

— У моей бабушки, сколько я себя помню, всю жизнь стояли два книжных шкафа и телевизор, а над ним была картина с пейзажем Волги. Я никогда не интересовался, откуда это произведение. Бабушка говорила, что они ездили в маленький марийский городок и увидели эту картину на уличной ярмарке. Они приобрели этот пейзаж, и более 30 лет он украшает их квартиру. Причем подпись автора за рамой был скрыта. Когда я рассказал бабушке о выставке в «БИЗОNе», она призналась: «Я видела репортаж о выставке на местном телевидении. У нас, кстати, давно картина Ефимова висит». Я снял полотно и действительно увидел его подпись.

Я бы не сказал, что дедушка с бабушкой были ярыми ценителями искусства, но теперь мне интересно, что еще можно найти в «коллекции» при внимательном изучении.

— Кино — твоя большая страсть. С влиянием Дэвида Линча мы уже определились, но, возможно, чей-то киноязык точно так же повлиял на тебя?

— Меня очень вдохновляет Джим Джармуш. У него во всех фильмах персонажи — маленькие люди из маленьких городов. Он спокойно может снять двухчасовой фильм о водителе автобуса, который ездит по городу и иногда пишет в блокноте заметки или стихи. Мне кажется, между Линчем и Джармушем есть эта схожесть — не в мистике, а в акценте на маленьких городах. Они два таких столпа, творчество которых мне нравится целиком и полностью. Я всю жизнь провел в Йошкар-Оле, которая сейчас, конечно, растет, но в детстве это был весьма маленький городок…

Даниил Кудряшов Даниил Кудряшов Фото: «БИЗНЕС Online»

— За кем из современных художников следишь?

— Я в последнее время очень проникся работами Максима Агафонова. У Даниила Кудряшова классные работы. Мы с ним познакомились лично прошлой зимой благодаря выставочному проекту «БИЗОNа» в Йошкар-Оле. Когда знаешь художника лично, совершенно иначе воспринимаешь его работы. Есть отличная художница Лиза Хапова, она куратор музея, при этом пишет и выставляет картины. У нее раньше были просто яркие иллюстрации к сказкам, и мне очень интересно следить, как с каждой новой работой она растет, использует новые цвета, более одухотворенные образы.

— Удачи, Марк. Будем внимательно следить и за твоим творчеством.